JugglerOfTime

Кривляется юный сентябрь за оградой. Пришло всё, что в лепком привиделось сне, и родинка хрупкой усталой услады, как муха в игривом осеннем вине, и родинка ломкой остывшей услады, как муха в надменном надмирном вине.

– Мама, кто шепчется там за стеной? – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, они наблюдают за мной! – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, в подвале уснула стена! – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, наверно, нас слышит она! – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, в полях бродит серая Смерть! – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, впусти её кости прогреть! – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, а вдруг в облаках Бога нет? – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок. – Мама, откуда здесь режущий свет? – Спи, мой сынок. Спи, мой сынок.

Хоть разбазарю я кристаллы слов, я не устану дерзновенно бить в надменный чёрный колокол небес, что гильотиной взмыл над головой. И снова по уступам побегут слова одушевлённою рекой. Зелёным концентратом станет смысл, что по полям сознания разлит. Царапать крышку гроба, чтоб откры- ли, заглянуть за зеркало вещей. Пусть пострадает ветхий Вавилон, фундамента лишённый и дверей. Когда-нибудь, быть может, как луна, стихи заколосятся над землей, а может, им пылиться выпал рок в летейской картотеке и молчать.